"Placebo versus Indochine"

© Перевод Rousse для PlaceboRussia

Полная или частичная перепечатка допускается только с разрешения переводчика.

Тот факт, что публика одновременно короновала успехом группы Николя Сиркиса и Брайана Молко, вовсе не случаен: у тех и у других похожее мрачное звучание, взявшее лучшее от рока, поп-музыки и новой волны. Это дает повод предположить, что и у обоих фронтменов много общего.

Их встреча за несколько часов до совместного концерта в Ниме (Nîmes) докажет, что публика любит эти две группы (в действительности достаточно разные) по одним и тем же причинам. Ну, или почти тем же.

Два разных выражения элегантного и страстного рока, объединенных под одним знаменем общими вдохновителями (Patti Smith, Neubauten и др.) и более-менее схожей эстетикой (мрачной двусмысленностью, романтизмом в его крайней форме...). Очевидно, многие считают, что Placebo - яркий образец современной английской группы - ничуть не походят на легенду французского рока 80-х. Однако достаточно побывать на концерте Indochine, чтобы понять: оба коллектива имеют много общего, а также убедиться в том, что группа Николя Сиркиса до сих пор остается вполне актуальной и современной.

Тем не менее, разница есть: Indochine на концертах используют телесуфлер (бегущую строку), чтобы перестраховаться на случай, если Николя забудет текст, Placebo – нет...

Брайан Молко: Мне это не нужно, несмотря на то, что я, бывает, путаю слова двух куплетов. Это мне напоминает случай с Шоном Райдером(Shaun Ryder, вокалист Happy Mondays – прим. пер.) на Glastonbury. Этот тип, который большую часть своей жизни принимает наркотики, нуждается в телесуфлере, потому как совсем потерял память. Тогда [на Glastonbury] эта штука у него сломалась, и он ушел со сцены после двух песен!

Николя Сиркис: В начале карьеры Indochine я никогда не учил тексты песен наизусть. Я всегда записывал их в блокнот. Но малейшее дуновение ветра на сцене и – бац! – он падает (улыбается)... Так что сейчас некоторые песни я начинаю учить наизусть.

Брайан Молко: Интересно. А я никогда не записываю свои тексты до тех пор, пока песня не будет записана. Иногда я меняю слова во время концерта. Но моя дискография еще не такая объемная, как твоя.

Николя Сиркис: Сколько примерно длится ваш концерт?

Брайан Молко: Около полутора часов. Знаешь, я помню, как впервые увидел Джеффа Бакли (Jeff Buckley), это было в Эдинбурге. Он уже был достаточно известным, чтобы играть по меньшей мере двухчасовые концерты. И это было здорово. Но единственная проблема – люди стали расходиться. Представляешь, даже с выступления такого таланта, по прошествии двух часов, народ уходил! Я думаю, всегда нужно заканчивать концерт в тот момент, когда зрителю хочется немного больше, надо оставлять его чуть голодным.

Недавно The Cure ездили в американское турне и играли трехчасовые концерты, не исполняя при этом ни одного сингла!

Николя Сиркис: Я был на их выступлении в Париже. Это было круто, но все-таки слишком долго. И кроме того, они не сыграли мою любимую "A Night Like This".

Брайан Молко: А в Лондоне они играли "Fascination Street".

The Cure, кажется, собрали все ваши голоса...

Брайан Молко: Я вырос на них. The Smith и The Cure остаются моими лучшими воспоминаниями о жизни в Люксембурге, о тех тоскливых днях. Мы даже сделали кавер на The Smith, на их песню "Bigmouth Strikes Again" для сборника, который выпустил журнал Les Inrockuptibles.

Я впервые встретился с Джонни Марром (Johnny Marr - основатель, композитор и гитарист The Smiths – прим. пер.) четыре или пять дней назад и очень хотел узнать его мнение. И мне было очень лестно услышать, что наш кавер – его любимый трек с этого сборника. Вообще, Джонни Марр для меня очень важная персона. Именно он изобрел инди-звучание.

Николя Сиркис: Я нахожу это звучание очень извращенным. Оно пришло из глэма и музыки Мика Ронсона (Mick Ronson), чтобы исказить чистое звучание Рикенбекера (Rickenbaker - американская компания, производящая музыкальные инструменты, в частности гитары – прим. пер.). Для меня именно Патти Смит и Дэвид Боуи были теми людьми, услышав которых, я впервые почувствовал себя фаном. В 70-х мы ходили на Genesis и Supertramp. В 15 лет ты обнаруживаешь для себя андрогинную сторону Патти Смит и "Diamond Dogs" Боуи. Его старые песни я тогда не знал, я открыл его для себя после альбома "Ziggy Stardust".

Брайан Молко: Патти Смит для меня тоже очень важна, также как и вся нью-йоркская сцена новой волны, Ричард Хэлл (Richard Hell), Лу Рид (Lou Reed), New York Dolls... Их появление было решающим моментом в музыке. Без них не было бы панка. Распространенное мнение о том, что панк это изобретение англичан, на самом деле огромное недоразумение. Я не проповедую проамериканизм, но в то время Малкольм МакЛарен(Malcolm McLaren - британский музыкант и продюсер, больше известен как менеджер группы Sex Pistols. – прим. пер.) уже был в Нью-Йорке. Он занимался менеджментом New York Dolls и сходил с ума от эстетики Ричарда Хэлла. Когда он вернулся в Англию, то хотел создать что-то, что объединяло бы "fuck you"-сторону New York Dolls и обаяние Ричарда Хэлла. Sex Pistols не были началом панка, его появлению гораздо больше способствовали The Stooges.

Николя Сиркис: Стефан (брат-близнец Николя, гитарист и клавишник Indochine, умер в 1999 году от гепатита Б. – прим. пер.) был большим поклонником The Stooges. Именно благодаря ему я впервые услышал "No Fun".

У вас много общего в плане музыки, оказавшей на вас влияние, что, конечно же, значит, что вы представляете определенные культурные и музыкальные движения. Какие?

Брайан Молко: В Англии это очевидно. После Oasis, которые копировали Beatles, и Kula Shaker, которые подражали Джорджу Харрисону (George Harrison), остался еще большой пласт музыки 60-х и 70-х, которую никто не копировал. Travis заняли место Byrds, а Stereophonics - Lynryrd Skynyrd. Рок в Англии стал музыкой, которую очень легко проглотить. Мы чувствуем себя довольно далекими от такого расклада. Нам гораздо ближе Radiohead или PJ Harvey, которые создают свой собственный мир. Надеюсь, что мое впечатление соответствует действительности.

Во Франции в последние годы можно говорить о том, что рок снова набирает обороты, как вы думаете?

Николя Сиркис: Есть несколько молодых групп, которые что-то делают в этом направлении. По возможности мы стараемся приглашать их к себе на разогрев. Но во Франции нет настоящей поп-культуры. Если в Англии Oasis – номер один во всех чартах, то во Франции это "Notre Dame de Paris", он заполонил все.

Брайан Молко: У меня впечатление, что во Франции всегда больше интересовались варьете. Я помню, обнаружил некую связь клипа Indochine "L'Aventurier" – который я, конечно же, не сравниваю с варьете, – с клипом то ли Dalida, то ли C. Jérôme. Это было довольно странно.

Я вижу, ты хорошо знаком с французским варьете!

Брайан Молко: Я вырос в Люксембурге и часто смотрел французское ТВ, близко познакомился с культурой Мишеля Дрюкера и Жака Мартина(Michel Drucker и Jacques Martin – известные французские телеведущие – прим. пер.).

Николя Сиркис: На самом деле тут все было перемешано. Мы согласились выступать на шоу Жака Мартина именно потому, что хотели изменить ситуацию. Но вся рок-пресса на нас набросилась: мол, сунулись туда, куда не стоило. А мне хотелось, чтобы мы, еще и накрашенные, появившись у Дрюкера, нагнали страху на бабушек, которые привыкли видеть там Далиду.

Брайан Молко: Я абсолютно с тобой согласен!

Николя Сиркис: Во Франции два типа СМИ. За исключением нескольких радиостанций, все они скучные. Взять, к примеру, брюссельское Radio 21, в эфире которого звучат все направления рок-музыки; это то, чего нет у нас во Франции. И как следствие, из этого вытекает еще один позитивный момент: эта радиостанция воспитывает много настоящих фанов.

Брайан Молко: И поклонников андеграунда.

Николя Сиркис: Это новое поколение. Поколение, которое больше не проведешь. Последним мошенничеством рока был не Малкольм МакЛарен, а бойз-бэнды. Я сейчас говорю не о музыке, а о бизнесе.

Брайан Молко: Малкольм МакЛарен хотел создать контркультуру. Я учился в том же университете, что и он. Но я туда поступал не из-за него, а потому что там учился Джон Кейл (John Cale - уэльский музыкант, автор песен и музыкальный продюсер; был участником The Velvet Underground – прим. пер.). Тогда всемирные чарты были заполонены поп-музыкой, но тем, что я называю хорошей поп-музыкой, такой как Blondie или Abba.

Сейчас это Бритни Спирс, Кристина Агилера или Backstreet Boys. Все они были созданы рекорд-лейблами для зарабатывания денег. Поэтому группам, которым действительно есть что сказать, трудно пробиться через всю эту посредственность, эта музыка создана огромной бездушной машиной.

Николя Сиркис: Это точно. Я долгое время жил в Бельгии, где ловил и слушал разные английские радиостанции. Там я получил свое рок-образование. Когда же я вернулся во Францию, здесь отовсюду звучали Stone & Сharden (французская эстрадная группа – прим. пер.), и у меня создавалось впечатление, что это только у нас, в то время как во всех остальных странах Европы слушают рок. Четыре года назад, когда я увидел по MTV "Nancy Boy", то сказал себе: «Ну наконец-то!».

Настоящая «эврика»...

Николя Сиркис: Абсолютно, и она была спровоцирована художественной стороной "Nancy Boy". В то время мне нравилась своеобразная «сорванцовость» Oasis. Но Placebo открыли для меня что-то новое. Вместе с тем, я продолжаю восхищаться Nine Inch Nails, Aphex Twin и Neubauten.

Брайан Молко: Что касается Oasis, я совершенно не являюсь их поклонником. Neubauten я видел на концерте года полтора назад. То, что эта группа после 15-ти или 20 лет существования продолжает развиваться и двигаться вперед, и продвигать индустриальную музыку, меня искренне поражает.

Николя Сиркис: Я говорил тебе, когда мы впервые встретились в Zénith, что мы собираемся работать с их продюсером. Так как я оказался почти единственным, кто задает направление группы, мне хотелось вернуться к использованию синтезаторов, благодаря которым можно изобретать свои собственные звуки.

Брайан Молко: Мы их тоже используем.

Николя Сиркис: Это такая яркая сторона музыки новой волны. Режущая слух и гипнотизирующая.

Брайан Молко: Как "Pure Morning".

Не возникало ли у вас впечатления, что технологии вас ограничивают?

Брайан Молко: Никогда. В контексте нашего последнего альбома мы всегда говорим, что нам повезло, что наша группа существует не в 60-е. Сейчас все проще. Речь о том, чтобы, играя втроем, сохранить действительно человеческие чувства.

Николя Сиркис: Это то новое, что я услышал на вашем последнем сингле: использование секвенсора.

Брайан Молко: Точно. Мы экспериментировали с барабанными лупами на "Pure Morning", но никогда не пробовали использовать гитарные и клавишные лупы. Да, Стив сыграл некоторые свои партии на клавишных. Но мы знаем, что все же остаемся лайв-группой.

Вам не кажется, что техно-музыка стремится к тому же, что и рок? Я имею в виду ощущение побега от чего-то, бунтарство...

Брайан Молко: Здесь, наверное, нужно сказать о Prodigy. Это действительно знаковая группа, они смогли привнести панковские настроения в техно. Со своими синтезаторами они звучат намного более панковскими, чем Offspring, к примеру.

Николя Сиркис: Каждый год мы слышим, что рок мертв. Но если у Placebo получается цеплять слушателей, используя уловки и фишки, которые существовали раньше, значит, в их смешении, подаче они изобретают что-то оригинальное. Что-то новое.

Единственная проблема техно заключается в том, что такая музыка, как правило, опошлена. Когда мне говорят о Cassius (французская танцевальная группа – прим. пер.), я слышу диско 70-х, не больше. Это может быть забавно в ночном клубе, но в целом...

Брайан Молко: Да, это так. Мне тоже в техно нравятся менее «приукрашенные» вещи. Вот мы сейчас говорили об Aphex Twin, для меня они настоящие гении.

Николя Сиркис: Есть одна фраза, которую сказал французский философ: "Il fait beau, allons au cimetière" («Хорошая погодка, пойдемте на кладбище»). По-моему, она отлично выражает утонченность и жестокость музыки. Привлекательность темной стороны.

Черный цвет - это то, что вас сближает. Неслучайно вы оба сегодня одеты в черное...

Николя Сиркис: Это потому, что такая одежда меньше пачкается (смеется). Кстати, Брайан, мне нравятся все футболки, которые ты носишь.

Но, по-вашему, откуда идет этот интерес к романтизму у публики, которая возносит вас до небес?

Николя Сиркис: Этот интерес был всегда. Романтизм, который привлекает лично меня, это романтизм 18 века. Это Маларме. Это отшельники.

Брайан Молко: Жан Жене (Jean Genêt), Бодлер (Baudrillard), Деннис Купер (Dennis Cooper), который, как по мне, является Маркизом де Садом 90-х. Эти писатели мне очень нравятся. Во Франции я никогда не слышал альбома более извращенного и более красивого, чем "L'Histoire de Melody Nelson" Гинсбура. Эта пластинка может заставить меня плакать: «Tu es la condition sine qua non de ma raison" («Ты была условием – тем, без чего невозможно, - моего разума». Строчки из L'Histoire de Melody Nelson). Fuck!

Николя Сиркис: Гинсбур и Дютрон (Jacques Dutronc – французский актер и певец - прим. пер.) – два лучших музыканта, которых знала Франция.

Брайан Молко: Если ты жил в Бельгии, ты должен знать Бреля (Jacques Brel).

Николя Сиркис: Я ходил в одну школу с его дочерью. Но должен сказать, что не являюсь большим поклонником Бреля.

Брайан Молко: Правда?! А меня трогает абсолютно все, что делал Брель. Абсолютно.

Беседа еще не раз неминуемо сместится к центру общих интересов обоих музыкантов: Скоту Уолкеру (Scott Walker), бельгийскому "Le Plat Pays" и Брелю в целом, Джону Лайдону (John Lydon)... Текст интервью довольно внушительный.

Благодаря Indochine и Placebo рок сохраняет свое неистовство, свою утонченность и романтизм, и доказывает, что среди его представителей есть настоящие эрудиты.